— Ешь, — предложил Кикаха. — Следующего обеда тебе, возможно, придется ждать долго, если ты его вообще дождешься.

Шуптарт вздрогнул. Кикаха попытался есть медленно, но внезапное легкое приоткрытие двери и струя воды заставили его жадно глотать пищу.

Дверь закрылась, но почти сразу же вновь приоткрылась на несколько дюймов и впустила еще больше воды.

Он положил блюдо на поднос и поставил его в стенную нишу. Он надеялся, что у талоса не окажется каких-то болеё срочных дел.

Если они задержат перенос подноса обратно, то спасение для заключенных может прийти слишком поздно.

Кубик, положенный на подносе, начал вновь и вновь проигрывать записанные инструкции. Он был установлен на шестидесятикратное повторение, но талое мог не вынуть поднос прежде, чем кончится запись.

Топаз перестал мигать. Он поднял дверцу. Поднос исчез.

— Если талое сделает то, что я ему велел, то у нас полный порядок, — уведомил тевтона Кикаха. — По крайней мере, мы выберемся отсюда. Если же талое не подчинится мне, тогда буль-буль, и конец всем нашим заботам.

Он велел Шуптарту следовать за ним в приемную. Там они простояли около минуты.

— Если вскоре ничего не случится, — сказал Кикаха, — мы вполне можем поцеловать себе…

Глава 19

Они стояли в большой комнате на круглой пластинке из серого металла. Мебель в ней была экзотическая, ранне-радамантского периода, а стены и пол — из розово-красного камня с черными прожилками.

Не имелось ни дверей, ни окон, хотя одна стена, кажется, являлась окном, дававшим вид снаружи.

— Зажгутся лампочки, указывающие, что мы теперь в этой камере, — сказал Кикаха. — Будем надеяться, что Колокольники не сообразят, что это значит.

Все эти неожиданно вспыхивающие сигналы должны были вызвать тревогу у Колокольников. Они, несомненно, рыскали по дворцу, пытаясь выяснить, что случилось, и случилось ли вообще что-нибудь.

Вскоре часть казавшейся сплошной стены отодвинулась и исчезла.

Кикаха пошел первым. Их ждал талое шести с половиной футов ростом и в доспехах, словно рыцарь. Он вручил ему черный кубик-магнитофон.

— Спасибо, — поблагодарил его Кикаха. Затем он приказал: — Посмотри на нас внимательно. Я — твой хозяин. Этот человек — мой слуга. Ты должен служить нам обоим, если этот человек, мой слуга, не будет делать чего-то, что может повредить мне. Тогда ты воспрепятствуешь таким попыткам. Другие существа во дворце — мои враги, и ты должен нападать и убивать всех, как только увидишь хоть одного. Сперва, однако, ты возьмешь этот кубик, после того как я наговорю в него сообщение, и дашь послушать его другим талосам. Они получат приказ атаковать и убивать моих врагов. Ты все понял?

Талое отдал честь, показывая, что до него дошло. Кикаха наговорил в кубик, установил его на повтор сообщений тысячу раз и отдал талосу. Талое снова отдал честь, повернулся и замаршировал прочь.

— Они превосходно выполняют приказы, — заметил Кикаха, — но последний, достигший их ушей, главный для них. Вольф знал это, но не хотел менять их конструкцию. Он сказал, что эта черта может однажды обернуться для него выгодой, и маловероятно, что о ней узнают захватчики.

Затем Кикаха растолковал Шуптарту, как обращаться с лучеметом, если тот когда-нибудь попадет ему в руки, и они отправились в дворцовый арсенал. Чтобы добраться до него, им требовалось пройти весь этаж в этом крыле, а потом спуститься на шесть этажей.

Кикаха выбрал лестницы, поскольку лифтами должны пользоваться Колокольники.

Величие дворца вызвало у тевтона благоговейный трепет. Огромные размеры комнат, меблировка, в каждой содержалось достаточно сокровищ, чтобы купить все дракландские королевства, низвели его до ахавшего, охавшего, пресмыкавшегося существа. Он хотел остановиться, посмотреть, пощупать и, наверное, набить карманы.

Затем он испугался, потому что абсолютная тишина и богатство заставили его почувствовать себя так, словно он находился в священном месте.

— Мы можем бродить много дней, так и не встретив ни одной живой души, — высказался он.

— Могли бы, — согласился Кикаха, — если бы я не знал, куда я иду.

Он гадал, насколько полезным окажется этот парень. При нормальных обстоятельствах он, вероятно, был первоклассным воином. Его владение собой в залитой водой комнате показывало, что он человек смелый и ко всему привычный. Но пребывание во дворце Господа было для него таким же пугающим, таким же сильным переживанием, как для земного христианина оказаться переправленным в град божий и узнать, что его захватили черти.

Неподалеку от подножия лестницы Кикаха уловил запах расплавленного металла, пластика и горелой протоплазмы. Он осторожно высунул голову из-за угла. В тридцати метрах по коридору лежал, растянувшись на груди, талое. Поблизости лежала отрезанная от плеча лучеметом бронированная рука.

Двое Колокольников, или, во всяком случае, таковыми счел их Кикаха, по пристегнутым к спинам шкатулкам, лежали убитые. Другие двое, оба с лучеметами в руках, взволнованно переговаривались.

Один держал в руке то, что осталось от черного кубика. Увидев его, Кикаха усмехнулся. Его повредили лучеметом, поэтому он должен был прекратить проигрывание записи. Следовательно, Колокольники не узнают, почему талое напал на них и что за сообщение содержалось в кубике.

“Двадцать девять долой. Осталось двадцать два”, — заключил Кикаха и убрал голову.

— Теперь они будут настороже, — произнес он себе под нос. — Арсенал, вероятно, остался бы без охраны, если бы этого не случилось. Но теперь они знают, что кто-то подкрадывается с подветренной стороны, и наверняка будут остерегаться его. Ну, мы попробуем другой путь. Возможно, он опасен, впрочем, какой не опасен? Давай-ка поднимемся обратно по лестнице.

Он провел Шуптарта в комнату на шестом этаже. Она имела примерно шестьсот футов в длину и триста в ширину. В ней находились чучела животных и некоторых разумных существ из множества вселенных. Они прошли мимо прозрачного куба, в котором находилось, словно стрекоза в янтаре, существо, казавшееся полунасекомым, получеловеком. У него были антенны и огромные, но совершенно человеческие глаза, узкая талия, тощие ноги, покрытые розоватым пушком, четыре тощих руки, большая горбатая спина и четыре, как у бабочки, крыла, выступавшие из горба.

Несмотря на то, что нужно было торопиться, Шуптарт остановился посмотреть на незнакомое чудище.

— Этому экспонату десять тысяч лет, — сказал Кикаха. — Это квисвас, человек-жук, продукт биолаборатории Ананы, во всяком случае, так мне сказали. Господь этого мира совершил набег на мир своей сестры и приобрел несколько образчиков для своего музея. Этот квисвас, как я понял, был в то время любовником Ананы, но нельзя верить всему, что говорят, особенно когда один Господь рассказывает о другом. Все это, конечно, случилось давным-давно.

Чудовищно большие глаза пялились сквозь толстый пластик десять тысячелетий, на пять тысяч лет раньше, чем на Земле возникла цивилизация.

Хоть Кикаха и видел его раньше, он все равно почувствовал трепет, беспокойство и свою незначительность. Как сильно и умно сражалось это существо за сохранение своей жизни? Наверное, так же энергично и бешено, как теперь сражался Кикаха.

Потом оно погибло, как должен погибнуть и он тоже, и было превращено в чучело и поставлено взирать невидящими глазами на борьбу других. Все прошло…

Кикаха мотнул головой и поморгал глазами. Философствовать — дело хорошее, если ты занимаешься этим при надлежащих обстоятельствах, а теперешние к ним не относились. Кроме того, смерть приходит ко всем, даже к тем, кто избегал её столь же изобретательно, как и он.

Ну и что из этого? Стоило грызться и за одну лишнюю минуту, при условии, что минуты, прошедшие прежде, были стоящими.

— Хотел бы я знать, какой была история этого существа, — тихо произнес Шуптарт.

— Наша история придет к схожему концу, если мы не двинемся дальше, — отозвался Кикаха.